Лента Peantr'а

Увидел заголовок в рунете: "Вслед за Пугачевой Гузеева передает привет из трущоб Израиля".
Не знаю, кто такая Гузеева, но Пугачева в трущобах Израиля это сильно!

"Жестокий романс" Рязанова (по "Бесприданнице") смотрели? https://ru.wikipedia.org/wiki/Жестокий_романс_(фильм)
Лариса Гузеева там играла роль Ларисы Огудаловой.

Для современной молодёжи это ничего не значит. Её больше знают по ТВ-программе "Давай поженимся".

Возможно. Но, надеюсь, я не обидел Пеантра, не отнеся его к современной молодёжи, хотя он и молод духом

Истины ради...
Говорила не она, пела тоже не она.

Да.

Гасан Гусейнов
5 ч. ·


Внушить презрение через осмеяние
Как складывалось и распространялось представление об украинском языке как «потешном» притоке русского, а отношение к Гоголю и Котляревскому развило «привычный вывих» в массовом сознании россиян: «Украина это ведь несерьезно, это понарошку, это все только для того, чтобы нас позлить»?
Эта не очень ловкая фраза – внушить презрение через осмеяние – все-таки довольно точно описывает простой механизм, с помощью которого российскому обществу удалосьубедить себя само в том, что все украинское неполноценно – и язык, и государство, и культура, и сами люди. Без этого большого сговора война, разгоревшаяся 24 февраля 2022 года, и не могла бы начаться.
Тем важнее увидеть корешки этого презрения, какими бы горькими те ни оказались. А они глубоко. И даже очень глубоко. Великий русский писатель 19 века Николай Васильевич Гоголь вошел в русскую литературу через украинские ворота. Этот его путь из малороссов в русские ярче всего описал в очерке «Николай Гоголь» Владимир Набоков. Для Набокова, ценителя литературы, на каком бы языке та ни создавалась, а не этнографии, почти все раннее творчество Гоголя – «оперная романтика и старомодный фарс». Так вышло, что и сам Гоголь видел свое украинство в двойном зеркале: как имперец и пушкинист Гоголь считал Россию и великорусский язык объемлющей силой славянства. Если угодно, войдя в русскую литературу, он закрыл за собой калитку. Свой гений и весь свой украинский, как теперь бы сказали, ресурс отдал русской поэзии.
«В период создания “Диканьки” и “Тараса Бульбы” Гоголь стоял на краю опаснейшей пропасти (и как он был прав, когда в зрелые годы отмахивался от этих искусственных творений своей юности). Он чуть было не стал автором украинских фольклорных повестей и красочных романтических историй. Надо поблагодарить судьбу (и жажду писателя обрести мировую славу) за то, что он не обратился к украинским диалектизмам как средству выражения, ибо тогда бы он пропал».
В доказательство Набоков приводит и разбирает письмо Гоголя к матери, написанное 24 июля 1829 года. Три сообщения, любого из которых хватило бы для обморока у маминьки – он бросил службу, он уехал заграницу, он намерен добиться всемирной славы литературным трудом – Гоголь упаковал в гениальную риторическую конструкцию. Первым делом он сочинил для матери историю о неразделенной любви к некой особе, даже имени которой нельзя называть. Он бросил службу, потому что в его положении продолжение оной означало бы несчастье и бесчестье. Таким образом, заграничное путешествие становится единственным и счастливым выходом и для него, и для матери и сестер. Дав адресатке передохнуть от известия, что свидеться им придется не раньше, чем через два-три года, Гоголь добавляет уже в поостскриптуме:
«Принося чувствительнейшую и невыразимую благодарность за ваши драгоценные известия о малороссиянах, прошу вас убедительно не оставлять и впредь таковыми письмами. В тиши уединения я готовлю запас, которого, порядочно не обработавши, не пущу в свет, я не люблю спешить, а тем более занимать поверхностно. Прошу также, добрая и несравненная маминька, ставить как можно четче имена собственные и вообще разные малороссийские проименования. Сочинение мое, если когда выдет, будет на иностранном языке, и тем более мне нужна точность, не исказить неправильными именованиями существенного имени нации. Извините, что и теперь не оставляю беспокоить вас подобными просьбами; но зная, с каким удовольствием вы внимаете им, беру эту смелость. В замену опишу вам быт и занятия добрых немцев, дух новизны, странность и прелесть еще доселе мною невиданного и всё, что произведет сильное впечатление на меня. Благодарю также чувствительно почтеннейшего Савву Кирилловича. Прошу его также присылать приписочки в ваше письмо.
Деньги вы можете адресовать прямо в опекунский совет импер. воспит. дома. Можно просрочить по самый ноябрь, но лучше если бы они получили в половине или начале октября. Не забудьте: с тысячи по пяти рублей в месяц штрафу.
Прошу вас покорнейше также, если случатся деньги когда-нибудь, выслать Данилевскому 100 рублей. Я у него взял шубу на дорогу себе, также несколько белья, чтобы не нуждаться в чем. Адрес его: В школу гвардейских подпрапорщиков у Синего мосту.
Целую тысячу раз милых сестриц моих, Аниньку и Лизу. Ради бога, прилагайте возможное попечение о воспитании Аниньки; старайтесь ей дать уразуметь языки и всё полезное. Я предрекаю вам, что это удивительное дитя будет гений, какого не видывали».
После знакомства с этим письмом понимаешь, почему два года спустя, в ответ на «Вечера на хуторе близ Диканьки» критика увидит в Гоголе фокусника. Н. Полевой пишет о Гоголе так: «Едва ли удастся ему поддеть нас на эту штуку. Что у вас за страсть быть Вальтер-Скоттиками? Что за мистификации? Неужели все вы, г.г. сказочники, хотите быть великими незнакомцами? Пишите, сколько вам угодно, да пишите свое, или хоть не перенимайте чужих ухваток, которые, право, не к лицу вам. Вальтер Скотт умел
поддерживать свое инкогнито, а вы г. Пасичник, спотыкаетесь на первом шагу...» Рудый Панько, по приговору Полевого, не «молодой хохол», а «переодетый москаль». Цитирую по книге о Гоголе, которую через сорок лет после Набокова написал о своем кумире Игорь Золотусский – литературный критик, для которого гоголевское украинство не более чем локальная метка русского писателя.
Набоков противопоставляет настоящего, вненационального Гоголя «Ревизора» и первого тома «Мертвых душ» двум другим Гоголям – удачно сбежавшему от своей Малороссии и от Рудого Панька и – несчастливо обратившегося в великорусского проповедника. Вышедшая с опозданием на советскую власть в переводе Елены Голышевой книга Набокова объясняет, среди многого другого, и то трагическое обстоятельство, что гоголевское украинство осталось для писателя целиком в области водевильного веселья. Пушкинский веселый смех над этнографическим юмором Гоголя стал камертоном отношения не только к Гоголю как к писателю, но к украинству как веселому ручью, впадающему, так сказать, в океан великой русской литературы.
Тут в замысле не было даже и никакого шовинизма, как не наблюдали его в отношении поэта, никогда от своего украинства не отрекавшегося, Ивана Петровича Котляревского, автора «Енеиды, перелицованной на украинский язык» (1794), но так, чтобы быть немного понятной и великорусскому читателю. Бурлескное, водевильное, потешное украинство и стало тем подмалевком идейного русского антиукраинства, с которым пытались как-то сладить украинские просветители XIX века, но так и не добились успеха: смертельная серьезность проигрывает смешному, опера проигрывает водевилю.
Шутовская маска так приросла к украинской поэзии в глазах русских, что и на всем протяжении советской власти цензорам ничего не стоило поддерживать температуру украинской потешности. Запрет на роман Панаса Мирного был не так уж и заметен на фоне культа весельчака Котляревского. В советское время ставки возросли, но насмешка над украинством, над украинским языком, над недалеким весельчаком-украинцем преподносились как теплая дружеская улыбка. Такая уж у них, у «хохлов», натура – дать нам, носителям настоящего языка посмеяться над их потешным диалектом. Горе тому, кто подумает плохо о нашей самой отзывчивой на голоса братских народов душе.
Но даже сам шовинистический угар обретал на излете императорской России черты гротескные, хоть уже не гоголевские, а, скорее, щедринские. В 1916 году В.Г. Короленко описал в очерке «Котляревский и Мазепа» торжества по случаю установки памятника Котляревскому в Полтаве.
«Губернатор, кн. Урусов, был в отпуску. Должность его фактически выполнял вице-губернатор. Ироническая судьба пожелала, чтобы эта роль выпала на долю потомка знаменитого писателя, и тоже литератора, г-на Фонвизина. Г-н Фонвизин присутствовал официально на открытии памятника и купно с городским головою Трегубовым лично сдернул завесу с бронзового бюста. Но затем он "благоразумно" удалился, чтобы не проявить излишнего участия в чествовании памяти поэта, писавшего на "языке Мазепы"....
Вице-губернатор "шепнул" городскому голове Трегубову, что украинские речи для русских подданных неудобны и с таким напутствием благословил беднягу председательствовать и запрещать украинский язык на празднике украинского поэта,-- нелепость, на время доставившая бедному городскому голове комическую известность далеко за пределами России. За что же в самом деле ставят памятник Котляревскому? И для чего было разрешать это преступное торжество?
Хитрый вице-губернатор "завел" бедного городского голову, как органчик, а сам скрылся за кулисы. Дальше все разыгралось так, как и должно было разыграться. Первыми прочитали свои приветствия зарубежные представители разных просветительных обществ украинской Галиции. Эти приветствия были на украинском языке и сошли благополучно. Галичане говорили плавно, красиво и свободно. Было видно, что за рубежом, в Австрии, речь Котляревокого и Шевченка давно уже стала орудием публичного, научного и политического слова, орудием культурной борьбы за самостоятельность одного из славянских племен под натиском иноязычной культуры. Но... лишь только та же украинская речь раздалась из уст наших, российских, а не австрийских, украинцев, городской голова с перекошенным от испуганного усердия лицом, сославшись на какой-то никому не известный приказ администрации, тотчас же запретил чтение адресов. Началась дикая сцена: один за другим выходили представители разных просветительных учреждений и групп русской Украины с готовыми адресами на украинском языке, начинали чтение, и... тотчас же бедный манекен, плясавший по ниточке администрации, прерывал его и повторял шаблонную запретительную формулу. Один из ораторов произнес бурную речь, отметив печальную роль этого представителя общественного учреждения, и швырнул на стол пустую папку,-- самый адрес, написанный на "запрещенном" языке, он предварительно и демонстративно вынул. Вместо торжества, вышла печальная трагикомедия. Выходило таким образом, что язык Котляревского и Шевченка, привлекший в русскую Украину зарубежных паломников, законен только в Австрии. На своей родине, у своей колыбели он запрещен. Распоряжением полтавской администрации он оказался высланным в административном порядке в австрийские пределы, без права возвращения в русское отечество. Этот грубый и дикий эпизод как бы говорил представителям зарубежной интеллигенции: вы считаете нашу Украину метрополией и центром вашей культуры и вашей речи. Мы этого не желаем; пусть он остается у вас, за рубежом; пусть лучше все наши украинцы, ценящие сокровище родной речи, паломничают к вам во Львов, к вашим школам, музеям и университетам. А у себя мы этого не допустим. Мы лучше создадим новый признак "неблагонадежности" и "измены" и применим к ним привычную политику родного Мымрецова, станем и здесь "тащить" и "не пущать". Мы ставим памятник Котляревскому лишь по недосмотру Мымрецова. Но отныне за постановкой памятника,-- язык Котляревского лишается права въезда в наши пределы и навсегда остается "зарубежным"…»
Впереди были и поражение России в мировой войне, и распад империи, и создание Советской Украины. Украинский язык на несколько десятилетий вернется из изгнания. Но, как видно, ненадолго. Будочник Мымрецов из очерка Глеба Успенского по-прежнему на посту. Не потешный, не украинский, смертельно серьезный.

Как все же странно работает память. «Енеїда» это где-то 6-й или 7-й класс.
Какие-то фрагменты учили наизусть, вот и вспомнилось. Проверила, почти без ошибок помню (ошибки зачеркнуты). Ну скажите, зачем, зачем это хранится в моей памяти?

«Енеида». На малороссiйскiй языкъ перелицiованная И. Котляревским.

Еней був парубок моторний
I хлопець хоч хоть куди козак
Удавсь на все то всеє зле проворний,
Завзятiйший од всiх ??? бурлак.
Но греки, як спаливши Трою
Зробили з неї купу скирту гною,
Вiн взявши торбу тягу дав.

«Человек может всю жизнь прожить в одиночестве. Но все-таки кто-то ему нужен, кто бы его зарыл, хотя могилу он может выкопать сам».
Джеймс Джойс

Фильм слабый, Лариса - вообще никакая.

феврали постоят и ложатся на курс
перестаньте рыдать надо мной феврали
русский февраль иди нахуй
(с) подзамочное от френда

Не смотрел, и, наверное, не буду уже.

И не надо. Я уж и не помню, кто меня на него затащил, но помню, что сильно выручила способность быстро засыпать на таком вот.
А вообще мне кажется, что Островскому (всему) давно уже место в каком-нибудь музее литературной этнографии.

Обоим.

лексей Федяров с Mikhail Shevelev.

9 ч. ·
Старый приятель, с кем в одно время, хотя и в разных регионах, работали следователями, устроил своего сына после университета в следственный комитет.
Устроил –слово, подразумевающее «нашёл место дураку», но это не тот случай, парень смышлённый, на государственную службу не собирался, но отец именно устроил: «Поработай для опыта, это школа жизни».
Школа не школа, но юноша вработался, оказался хорошим следователем и уходить пока не планирует. Расследует в основном убийства, изнасилования и прочую чистую уголовщину, но иногда дают коррупционное.
Спросил как-то у него, какое дело хотел бы порасследовать. Вот прямо хотел бы, чтобы без лишней бессмысленной работы вроде справок, отчётов, отчётов об отчётах и справок об отчётах об отчётах – это больше половины времени следователя сейчас.
Сказал, что хочет порыться в экономике, чтобы коррупция в госзакупках, чтобы разобраться в крупном аукционе, найти схемы вывода и легализации бюджетных денег.
- Хорошее желание, - сказал я тогда, - очень интересные дела там бывают. Но сложности есть. Определенные.
Уточнять про сложности не стал.
Недавно встретились. Пили кофе, говорили.
- Помнишь, ты говорил про сложности в коррупционных делах? – спросил он.
Я кивнул.
- Столкнулся, - пояснил он и рассказал.
Дело такое ему дали. Оперативное сопровождение серьёзное. Готовились в тишине, обыск в кабинете распорядителя бюджета даже среднего звена нужно производить внезапно, как и одновременные допросы ключевых фигур. Вечером накануне провели установочное совещание. Следователи, опера, тяжёлые – кто куда и кто где. Всё всерьез. Утром выдвинулись, чиновник прибыл к себе, поднялся в кабинет. Группа залетела красиво, кого надо было положить, положили, телефоны изъяли.
Главный следователь – наш парень – зашёл в кабинет к чиновнику, расположился, пригласил понятых и начал обыск. Чиновник попросил дать возможность позвонить адвокату и кратко позвонил. Спокойно сел на стул вежливо улыбаясь. Подтвердил, что готов ответить на все вопросы, открыть сейф и показать всё интересующее.
Через несколько минут вошёл старший из оперов и, наклонившись к уху следователя, шепнул, что надо сниматься, такая поступила команда. Тут же зазвонил телефон у следователя.
- Ни хера себе воспользовался правом на звонок, - в тишине сказал старший опер, когда группа расселась в минивэн, уезжая.
- Ты чему-то удивляешься? – спросил я.
- Да, - ответил он. Замолчал.
Я не торопил.
- Понимаешь, - сказал он, - я после этого случая не стал возмущаться. Думаю, а смысл? И знаешь, чем закончилось?
Я предполагал, но не стал говорить и спросил:
- Чем?
- Повысили меня.
Я угадал.

Mikhail Shevelev
34 мин. ·


Появись соцсети чуть пораньше, Пушкин, конечно, комфортно себя чувствовал бы в Твиттере, где государь банил бы его собственноручно. Достоевский остался бы навек в ЖЖ вместе с адептами. Толстой перебрался бы в ФБ, но погряз в пререканиях с комментирующими, и все равно ушел бы в Астапово. Чехов проводил бы время в Инстаграме, потому что там Книппер и другие дамы. Гоголь попал бы под запрет определенных действий за разжигание. Стримы Горького пользовались бы успехом, Капри жепоказывают. В телеге зоозащитники гоняли бы Тургенева за жестокое обращение с собакой. Но главное, Ленина сослали бы в Сибирь за распространение фейков об эмпириокритицизме, там интернета нет вообще, и все было бы нормально.

Сейчас, по прошествии 47 лет с момента убийства, совершенно ясно, что переводчика-диссидента убил монтировкой академик Сахаров по личному приказу своей жены, оголтелой сионистки-антисоветчицы Елены Боннэр.

ув.Пеантр, может быть, Вы в курсе, кто такая , где живет, кто по профессии дама уникального ума Вера Афанасьева?

https://ru.wikipedia.org/wiki/Афанасьева,_Вера_Владимировна
https://spletnik.ru/105087-telegram-kanal-very-afanasevoy-gorod-glupov-o-politike.html