Лента Peantr'а

Да, не дописал. Взяться. Как приятно пинать мертвых львов

И действительно, не понял.

Планида у меня такая - сложные мысли проходят мимо не зацепляя

О, блт... это же не про мертвых львов!
Ну надо же - какие сложности недоступные средним умам

Татьяна Мэй
36 мин. ·


Заглядывая утром в новости, вдруг поймала себя даже не на страхе - на желании взять кочергу. Удивилась, поскольку этим аксессуаром сроду не была оборудована. Предалась рефлексиям, в результате вспомнила старый стишок Вадима Забабашкина, многие тут знакомый, конечно. Подсознание все же интересная штука.

К дому подходит пророк,
Вот и калитка скрипит.
Переступает порог:
—Здравствуйте! — нам говорит.

— Дайте водицы попить!
— На, — наливаем компот.
— К вам, — говорит, — стало быть,
Скоро холера придет.

— Хлебушка можно поесть?
— На, — подаем каравай.
— Дней, — говорит, — через шесть
Дом ваш сгорит и сарай.

— Мне бы поспать в уголке...
— Спи, — расстилаем матрац, —
Да кочергой по башке:
Бац! — окаянному — бац!

Блять.
Это про нынешних шакалов.

Странное дело, но что-то мне подсказывало, что речь была о современности. Но вот уверенности не было, спасибо, что подсказал.

Мы сегодня спозаранку пост зловредный перепостим, что Черкасов Александр на погибель нам оставил:
"Говорили, что сегодня повсеместно и всесветно люди мира отмечают день заразной Калевалы. Если ты её откроешь, если вслух прочтёшь две руны, то потом уже хореем говорить до смерти будешь. Тот хорей четырёхстопный (или, может, восьмистопный) никогда уж не отпустит тело дряблое в утесах. Если спросите откуда эти песни и сказанья, я скажу: да бог с тобою, милый мальчик, ты так весел,так светла твоя улыбка, белой ночью месяц красный бродит призрачно-прекрасный, не проси об этом счастье дев из Похъёлы морозной. Эта местность мне знакома как окраина Китая. Только мудрый Вяйнемейнен на крыло к орлу уселся, Лимпопо лежит пред ними, он кричит и тучи слышат. Так заметил Гайавата, чёрной молнии подобный, так учил нас Заратустра, и слова его бессмертны"

!

Лев Апекушин
20 ч. ·


Постишок к сегодняшнему BreakFast Show.
* * *
Предварительно сообщаю, что все формулировки и мысли произносятся от имени лирического героя, и не отражают мнения автора.

Россия твёрдо движется вперёд,
её маршрут понятен и недолог.
И видят все, куда она идёт…
Казалось бы – при чём тут гинеколог?

Был план мой прост, просчитан и глубок:
начать войну в особый день сакральный…
И вот теперь – поможет только бог,
но не какой-то гендерно-нейтральный.

Нет, нужен бог, чтоб был мужик, как я,
такой же дед, но только узкоглазый.
И мы сражаться станем как друзья –
вдвоём с однополярною заразой!

Я размечтался, как в его визит
обсудим мы решающую битву,
и наш союз Америку сразит,
и бормотал в ночной тиши молитву.

Вдруг понял я – молитвы не спасут,
когда увидел: мне несут бумаги…
Ещё не скоро будет божий суд,
а прямо тут, под носом – суд в Гааге.

Очнувшись, ощущаю, что бегу.
Куда, зачем? Как выгляжу, не глупо ль?
Но ничего поделать не могу,
и в ту же ночь срываюсь в Мариуполь…

Не так-то просто управлять Кремлём,
тут вывести способен каждый фактор…
Очнулся я – в «Тойоте». За рулём.
На перекрестке пропускаю трактор!

И я, конечно, от досады сник,
и этот руль стал жутко неудобен.
Ведь всем теперь понятно, что – двойник,
что Путин на такое не способен.

Ну, что ж теперь? Признаюсь вам, как есть,
что не один я, на него похожий.
Нас, двойников, по ведомости – шесть,
и каждый – с этой протокольной рожей.

Мы вышли все из специальных школ,
готовы, не допустим упущенья,
всё помним, точно знаем протокол,
у каждого из нас – свой круг общенья.

Порядок есть, понятный, круговой,
у каждого есть персональный номер,
но вот беда, что номер нулевой,
наверное, лет десять, как уж помер.

Причинами не стану утомлять,
там, в целом, подвела любвеобильность.
Народу же не стали объявлять,
поскольку нам важней всего стабильность.

Вопрос «Кто будет главным?» – встал ребром.
Решили – чтобы все одновременно,
и вот теперь мы правим вшестером,
поврозь, по-вместе и попеременно.

Страною править, в общем, не хитро,
при встречах мы целуемся друг с другом,
самих себя зовём Политбюро,
и за столом в Кремле садимся кругом.

У нас бывает весело весьма,
у каждого есть с кличкою таблички:
Удмурт, Банкетный, Говорун, Кучма,
Синяк и Дипломат – вот наши клички.

Не то, что б были мы одна семья,
у каждого в дворцах – по кабинету,
и есть жена – у каждого своя.
У Синяка и у меня их – нету.

Ну, это объясняется простым –
я лично, к сожалению, бесплоден;
Синяк решил остаться холостым,
как не зайдёшь – там Греф или Володин.

Зато детей от этих четырёх –
не сосчитать. Какая-то ватага.
Да к чёрту их! И матерей-дурёх!
Ведь из-за них – у нас у всех – Гаага!

Поймите вы – да это же абсурд,
да не абстрактный, а вполне конкретный!
Ведь с дурой-попадьёй болтал Удмурт,
а кашу эту заварил Банкетный!

Он, гад, с Димоном пил четыре дня,
из-за какой-то ссоры с Кривоногих…
От этих баб всегда одна херня –
тут с Синяком мы поумнее многих.

Поэтому мы сократим до двух
Политбюро, до нужного формата,
пока для поцелуя Винни-Пух
протягивает туфлю Дипломату,

пока Банкетный в клинике лежит,
и Говорун еще молчит покуда,
пока Удмурт в Боливию бежит,
я с Синяком отныне «Путин» буду.

Не зря же кличка у меня – Кучма,
я, как и он, умею струек между,
к тому же кличка эта нам сама
уже даёт какую-то надежду,

мы сядем с Синяком, поговорим,
и я огрехи как-нибудь исправлю…
А если вам понравился наш стрим
и этот стих – прошу поставить «нравлик»…

P.S. Клички взяты из Циклопедии, а там – из публикаций 2015 года.

Mikhail Shevelev
1 ч. ·

Римскую империю мы в основном представляем себе по продукции Голливуда и произведениям писателей Булгакова и Джованьоли. Грозный император правит, легионы и когорты стирают с лица Земли непокорных, в Сенате кипят дебаты, все вокруг обсуждают последние труды Сенеки и Плутарха, в провинциях рефлексируют умудренные игемоны, геройствует Спартак.
Но если представить себе, что легионы штурмуют Пески, в Сенате никто не решается оспорить Володина, все вокруг обсуждают Собчак иКиркорова, а в регионах рефлексируют Собянины, то, возможно, картина изменится. "Спартак" еще. И император, конечно, куда ж без императора.

https://t.me/RadioStydoba/22454

Свидетельством антропологической катастрофы в России 90-х стало то, что кумиром и поведенческим образцом на место Д'Артаньяна (в изображении Боярского) и Мышлаевского (в изображении Басова) стал Данила Багров. В этом смысле общество напоминало многообещающего ребеночка, который зачитывался романтическими книжками, достиг совершеннолетия - и превратился в конченого уебка.

(С) Шехтман

Mikhail Shevelev
2 ч. ·


Пока это все выглядит неубедительно. В подлинном потенциале искусственного интеллекта я перестану сомневаться только после того, как состоится этот диалог:
- Добрый день, это министерство культуры?
- Хуячечная! Это Chat-GPT.

Гасан Гусейнов
4 ч. ·


Люди искореняющей профессии
Кому хочется покороче, идите по ссылке в первом комменте.
Из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам в моей памяти зацепилось словосочетание «люди искореняющей профессии». Разумеется, я помнил, что речь шла о чекистах, но запамятовал, в каком контексте выдающаяся писательница-мемуаристка и хранительница стихов и памяти Осипа Мандельштама эту тройчатку отчеканила. Искать его пришлось недолго, и вот он, этот контекст.
1928
«Люди искореняющей профессии придумали поговорку: «Был бы человек – дело найдется». Впервые мы ее услышали в Ялте (1928) от Фурманова, брата писателя. Чекист, которому только что удалось спланировать в кинематографию, но через жену еще связанный с этим учреждением, он кое-что в этом понимал. В пансиончике, где большинство лечилось от туберкулеза, а Фурманов укреплял морским воздухом расшатанные нервы, жил добродушный и веселый нэпман. Он быстро сошелся с Фурмановым, и они оба придумали игру в «следствие», которая своей реальностью щекотала им нервы. Фурманов, иллюстрируя поговорку про человека и дело, проводил допрос дрожащего нэпмана, и тот неизбежно запутывался в сети хитроумных расширительных толкований каждого слова. К тому времени сравнительно небольшой круг до конца, то есть на собственном опыте, познал особенности нашего правосудия: через горнило проходили только перечисленные мною выше категории людей, иначе говоря, те, у кого под шляпой была голова, да еще те, у кого изымали ценности, и нэпманы, то есть предприниматели, поверившие в новую экономическую политику. Вот почему никто, кроме О.М., не обращал внимания на забавы бывшего следователя, и игра в кошки-мышки проходила незамеченной. Не заметила бы ее и я, если бы О.М. не сказал мне: ’Ты только послушай...” У меня ощущение, будто О.М. специально показывал мне все то, что он хотел, чтобы я запомнила... Фурмановская игра дала нам кое-какое первое понятие о судопроизводстве в нашем еще только становящемся государстве. В основе судопроизводства лежала диалектика и великая стабильная мысль: «Кто не с нами, тот против нас».
Перечитав это место из воспоминаний Н.Я.Мандельштам, я сразу вспомнил одну из констант общественного согласия 1960-1980-х гг. Константу эту не так уж просто высказать. Она сводилась примерно вот к чему. Большой террор начался в 1930-е годы, а пик террора пришелся на 1937 год. Можно даже сказать короче: год 1937 был объявлен или считался в позднем СССР темпоральным синонимом большого террора. Мы говорим «1937», мы подразумеваем «сталинский террор», и наоборот.
А вот 1920-е считались в послесталинскую эпоху неким переходным временем, промежутком вольницы между ужасами революции и гражданской войны и «сталинскими чистками». Не совсем удобная яма конца двадцатых и начала тридцатых годов, в которой утонули в крови и в голоде крестьяне и голодающие, депортированные сословия и целые народы, была вообще-то освещена в литературе 1960-х-1980-х годов. Но эта яма попала в тень горы 1937 года не в последнюю очередь потому, что это был и пик небывалой чистки самого чекистского аппарата.
Н.Я.Мандельштам, столкнувшаяся с обоими первыми чекистскими поколениями, пишет об этом так (время действия – 1934 год):
«Первое поколение молодых чекистов, смененное и уничтоженное в 37-м году, отличалось моднейшими и вполне утонченными вкусами и слабостью к литературе, тоже, разумеется, самой модной. При мне он [следователь Христофорыч] сказал О. М., что для поэта полезно ощущение страха — ”вы же сами мне говорили”, — оно способствует возникновению стихов, и О. М. ”получит полную меру этого стимулирующего чувства”... Мы оба заметили, что Христофорыч употребил будущее время – не ”получил”, но ”получит”. В каких московских салонах набрался следователь таких разговорчиков?.. У меня с О. М. появилось общее и одинаковое ощущение, которое он выразил так: ”У этого Христофорыча все перевернуто и навыворот”. Чекисты действительно были передовым отрядом ”новых людей” и подвергли все обычные взгляды людей коренной сверхчеловеческой ломке. Их сменили люди совершенно другого физического типа, у которых вообще никаких взглядов, перевернутых или правильных, не было».
Запомним эти характеристики двух чекистских поколений – того, что поднялось после революции и продержалось до середины 1930-х, и того, что пришло ему на смену после 1937.
В 1928 году наблюдателями ролевой игры, в которую «резались» в Ялте брат писателя Фурманова, чекист, подлечивавший расшатанные работой нервы, и нэпман, предчувствовавший скорый конец экономических и прочих свобод, непонятливыми наблюдателями этой игры оказались те, кто остался в Советской России, чтобы принять неведомое грядущее.
Всего шесть лет спустя Н. Я. Мандельштам описывает события ареста Осипа Мандельштама и последовавшего за этим арестом опыта. Вряд ли можно говорить о численном превосходстве добровольных помощников НКВД, народных сексотов и стукачей над нормальными людьми. Видимо, правильнее сказать иначе: нормой времени стало массовое сотрудничество простых советских людей с карательными органами. Большинство не в чем винить, оно просто подставило выю под ярмо этой новой нормы. Вот как описывает Н.Я. события уже 1938 года, последовавшие за обыском и арестом Мандельштама, и добровольных помощников чекистов, которые пасли безропотную человечью отару:
«Опыт пришел позже, когда мы нагляделись, как они, ничуть не скрываясь, делают стойку перед домом Анны Андреевны. Почему они не таились и были так грубо откровенны? Плохая работа, до непристойности топорная, или тоже до непристойности топорное застращивание? Вероятно, и то и другое. Всем своим поведением они говорили: вам никуда не спрятаться, над вами бдят, мы всегда с вами... Не раз добрые знакомые, которых мы ни в чем не подозревали, бросали нам какую-нибудь фразу, давая понять, кто они и почему почтили нас своей дружбой. Должно быть, эта откровенность входила в общую воспитательную систему, потому что после такой приоткрывающей горизонты фразы язык у нас присыхал к гортани, и мы становились тише воды, ниже травы. А мне, например, часто подносили советы не таскать за собой остатки рукописей О.М., забыть про прошлое, не рваться в Москву: ”Вас одобряют, что вы живете в Ташкенте...” Спрашивать, кто одобряет, не стоило. На такой вопрос отвечали улыбкой. Намеки, фразочки с улыбкой и темные речи вызывали во мне бешеное сопротивление: а вдруг все это праздная болтовня паршивого человечка, ничего не знающего, а просто стилизующегося под главные силы эпохи? Таких стилизаторов было сколько угодно. Но случались и другие вещи. В том же Ташкенте, когда я жила с Анной Андреевной, мы нередко, вернувшись домой, находили полную чужих окурков пепельницу, неизвестно откуда появившуюся книгу, журнал или газету, а раз я обнаружила на обеденном столе до отвращения яркую губную помаду, а рядом с ней ручное зеркало, перекочевавшее сюда из другой комнаты. В ящиках и чемоданах возникал иногда такой беспорядок, что не заметить его было невозможно. По инструкции оставлялись эти следы или это просто забавлялись те, кому поручили порыться у нас в чемоданах? Веселый смех и — ”А ну-ка, пускай полюбуются!” Оба варианта вполне допустимы... Отчего, собственно, не постращать нас, чтобы мы не зазнавались?..»
Наблюдения Н. Я. Мандельштам чрезвычайно важны и сегодня, но вовсе не в том смысле, что они позволяют экстраполировать смену чекистских поколений, которую практиковал – руками Ежова, Ягоды и Берии – товарищ Сталин. Вчитаемся в третий отрывок из воспоминаний Надежды Яковлевны.
«О. М. убеждал меня, что во всем поведении следователя чувствовалась какая-то двусмысленность и что, несмотря на железный тон и угрозы, все время проскальзывала его ненависть к Сталину. Я ему не верила, но в 38-м году, узнав, что этот человек тоже расстрелян, мы призадумались. Быть может, О. М. заметил то, чего на его месте не обнаружил бы трезвый и разумный человек, находящийся, как всегда бывает у трезвых и разумных людей, во власти готовых концепций. Трудно себе представить, чтобы могущественный Ягода со своим грозным аппаратом без всякой борьбы сдался Сталину. Ведь в 34-м году, когда велось следствие о стихах О. М., уже стало широко известно, что Вышинский подкапывается под Ягоду. По невероятной слепоте — вот она, власть готовых концепций! — мы с интересом ловили слухи об этой борьбе прокурора с начальником тайной полиции, думая, что Вышинский, юрист по образованию, положит конец самоуправству и террору тайных судилищ. И это думали мы — уже знавшие по процессам двадцатых готов, чего можно ожидать от Вышинского!.. Во всяком случае, для сторонников Ягоды, в частности для Христофорыча, было ясно, что победа Вышинского не принесет им благоденствия, и они уж, конечно, понимали, какие мучения и издевательства ждут их перед концом. Когда борются две группы за право бесконтрольно распоряжаться жизнью и смертью своих сограждан, все побежденные обречены на гибель, и О. М., может, действительно прочел тайные мысли своего твердокаменного следователя. Но замечательное свойство эпохи — все эти новые люди, убивавшие и погибавшие, признавали только свое право на мысль и суждение».
Удивительно, что именно поэт на собственном смертельном опыте, благодаря глубокому погружению в материю речи своих мучителей, сформулировал метод становления советской пыточной системы. А его вдова стала хронографом этой системы, зафиксировала ее лестницу – от чекистской безнаказанности идейного «красного террора» – через модернистскую ловкость организаторов политических процессов 1920-х годов (начало восхождения звезды Вышинского) – к людоедскому «мужикоборству» под кличкой «раскулачивания», – а потом (с середины 1930-х) к новой чистке этого самого захмелевшего от крови идейного чекистского аппарата. Так был выращен новый, безропотный, слепоглухонемой советский человек, в сознании которого Сталин и Советский Союз, Сталин и Россия должны были слиться в одно. И они слились в одно.
Трещина, расколовшая советский мир в 1953, была кое-как залатана к пятидесятилетию «Великого Октября» в 1967. В 1991 году сараище развалилось, Союз ССР умер, а с 2000 года начались попытки сшить разъятые члены трупа.
Беда для нового поколения «людей искореняющей профессии» состоит только в одном – они не умеют шить. Они, быть может, и хотели бы навязать кому-то свои взгляды на мир, но у них за душой нет совсем ничего, даже «готовых концепций», одно только нестерпимое желание пытать тех, кто не готов подчиняться.
Надежда Мандельштам кончает свои рассуждения о людях, воспитанных террором, такими словами:
«Такая жизнь даром не сходит. Все мы стали психически сдвинутыми, чуть-чуть не в норме, не то чтобы больными, но не совсем в порядке — подозрительными, залгавшимися, запутавшимися, с явными задержками в речи и подозрительным, несовершеннолетним оптимизмом. Годятся ли такие, как мы, в свидетели? Ведь в программу уничтожения входило и искоренение свидетелей».
Ответа на этот вопрос нет и поныне. Пожалуй, только в одном отношении современная РФ лучше позднего СССР, когда Н.Я. записывала этот свой вопрос: из СССР было почти невозможно сбежать.

Вот это перл так перл ! Как говорится, "Умри, а лучше не скажешь"...

Вся эта дерготня вокруг слова Россия и будет/не будет от того, что просто всеми понимается по-разному:
- путин понимает это очень примитивно-просто - для него «россия» - это как «солнцево» или «медведково» - т.е. район, «крышуемый» «солнцевскими» или «медведковскими». Не будет района или забредут «чужие» - «крыша» будет иметь проблемы, если заведомо сильные «чужие» - от местной «крыши» ничего не останется;
-путинская пропаганда пытается эти несложные выкладки изложить не изменяя парадигмы, но, с использованием не подходящих к описываемому пафосных словечек «родина» и рисуя какие-то не подходящие исторические параллели;
- для обывателя все это - как в кино про встречу в тюремной камере новичка, которого пытаются запутать уголовники (обыватель тут, конечно - тот самый новичок в камере): он не догадывается, что при любых обстоятельствах все шоу нужно для самолюбования и обмана, но у новичка есть надежда и желание сделать все «правильно», «по понятиям» (т.е. по правилам, придуманным самими же уголовниками, о чем всегда и говорил путин про суд, и для чего его подельники постоянно модернизируют «законодательство», являющееся сводом «понятий» так называемой госдумы) чтобы не пострадать от этой компании;
- и, наконец, для большинства интеллигенции, не обслуживающей «крышу», а так же, живущих вне России (и давних выходцев из России и никогда в ней не бывших) и не пытающихся стать бенефициарами путинской схемки по крышеванию, все та же Россия - уже просто территория с историей и культурой, известными личностями и событиями.
Разумеется, 2 последним не понятно, что несут 2 первых из этого списка.
Обыватель-приспособленец просто не понимает все это путинско-пропагандистское словосложение и желает совсем немногого - чтобы не стать жертвой, а то, с кем именно он имеет дело он отлично понимает.
Способные же наблюдать эту картину отстранённо (из последней категории) значительно отличаются от обывателя: они (мы) приучили себя к мысли, что лучше обывателя понимают слова камерных «yрок». И - в этом - наша ошибка! Это не слова. Это лязг и шум, под прикрытием которого негодяи (так почему-то построены их представления об их праве делать свои дела) делают то, что хотят.
Анализировать, слушать, пытаться понять логику, делать выводы о каких-то планируемых действиях или устройстве каких-то «правил» на основании слов - все это - бессмысленно.
Это может быть полезно этнографам или собирателям фольклора. Следователям в будущем может пригодятся. Но - больше это ни для чего не нужно.

Это восприятие и понимание России гопницким фашистом. Такая фашистская гопота, для которой идеал - быдлофашист Данила Багров, в путинской РФ сейчас 86 % от всего населения.