Второй Сталинград: последний бой офицерских штурмовых батальонов

Кто во время атаки ляжет на землю, после боя будет расстрелян как трус и паникер.


Текст: Максим Кузнецов

Советские солдаты подняли красный флаг. Будапешт, декабрь, 1945

20 мая 1944 года над Шерпенским плацдармом на западном берегу Днестра, по которому проходил тогда советско-германский фронт, произошел самый драматичный воздушный бой за всю Вторую мировую войну.

Комэск 267-го истребительного полка капитан Антипов попал в трудную ситуацию: ему на хвост сели сразу три вражеских истребителя. Его жена, младший лейтенант Мария Кулькина, которая летала в той же эскадрилье, прикрыла мужа пикированием сверху, но при этом сама подставилась под очередь из крупнокалиберного пулемета от кабины до хвоста. Ее самолет загорелся и начал падать. Даже на земле бой прекратился, когда на открытой частоте капитан кричал жене:

«Маша, прыгай… внизу наши… Прыгай!»

Самолет продолжал неуправляемое падение и через минуту разбился в месте, которое теперь называется аллеей Марии.

РЕВАНШ ЗА СТАЛИНГРАД

Дела на Шерпенском плацдарме вообще шли скверно. Красноармейцы прорвались сюда в апреле после того как прошли всю Украину. Поредевшие подразделения двух фронтов, 2-го и 3-го Украинского, сделали понтонный мост из винных бочек и уже на чистом энтузиазме захватили плацдарм шириной 12 км и глубиной 4-6 км.

Дальше они пройти не смогли. Оборону тут держала 6-я немецкая армия, год назад погибшая в Сталинграде. Как выяснилось, из немецких частей, которые зимой 43-го не смогли прорваться на выручку к солдатам Паулюса, Гитлер сформировал новую 6-ю армию Третьего Рейха, которой он приказал любой ценой отомстить за своих товарищей на Волге. Теперь эта армия была главной силой немецко-румынской группы армий «Южная Украина», защищавшей южный фас советско-германского фронта.

Немецкая солдатская песня из Сталинграда. Кадры из к/ф «Сталинград» 1993 года.

Воодушевленная наступлением Ставка приказала 3-му Украинскому фронту взять Кишинев, до которого от плацдарма было километров 30 по прямой. Командующий фронтом Малиновский приказал наступать 8-й гвардейской армии Чуйкова, сформированной год назад в Сталинграде из бойцов, отстоявших город. Возникла путаница, неизбежная при одновременном покидании плацдарма по неширокой переправе одних частей и прибытию других. В этот момент 6-я армия и ударила.

Накануне немецкой контратаки на плацдарм переправился младший лейтенант Иосиф Заруцкий, командир взвода связи в артиллеристской дивизии Резерва Верховного Главнокомандующего. Его задачей было обеспечить артподдержку предстоящего наступления. После войны он рассказал, что первым делом на плацдарме у его подразделения забрали автоматы и карабины и отдали их каким-то мужикам в штатском. Как оказалось, 8-я гвардейская армия, понесшая большие потери на Украине, пополнялась на ходу жителями освобожденных деревень и многих из них тыловые части не успели обмундировать и вооружить. Весной в окопах было много воды, поэтому обувались они в самодельные лапти из резины, которые теперь часто находят в тех местах поисковики. Когда на их переднем крае показались вражеские бронетранспортеры с пулеметами, стреляющими длинными очередями, Заруцкий понял, что это воинство немцев и на полчаса не задержит. Он приказал своим связистам хватать аппаратуру и бежать к переправе.

- Все эти годы и сейчас я сам себе признаюсь, что струсил, но тогда и сейчас понимаю, что другого решения не было — или уходить, или плен, — написал он спустя много лет.

6-я армия глубоко вклинилась в плацдарм, а ей навстречу ударила армия Чуйкова. С огромными потерями германские и советские части атаковали друг друга до середины мая.

«Непонятно, кто на кого наступает», — докладывал в Ставку Чуйков.

В эти дни здесь был второй раз тяжело ранен снайпер Василий Зайцев, после ранения в Сталинграде почти ослепший и поэтому воевавший на Днестре командиром минометного расчета.

Красноармеец Владимир Пелин вспоминал свою недолгую командировку на плацдарм 12 мая 1944 года:«Это был самый тяжелый в моей жизни день. От взрывов бомб и снарядов сотрясалась земля. На переправе горели машины. Я слышу голос: «Танки! Уничтожайте танки!». Это кричал седой небольшого роста полковник с двумя пистолетами в руках. Он направлялся к нашим окопам. Кричу ему: «Товарищ полковник! Сюда, ко мне!» Он прилег справа. К окопам приближались два танка, а за ними был виден третий. Мое противотанковое ружье готово к бою, страха не чувствовал, только злость. Спокойно говорю: »Товарищ полковник, я сейчас укокошу эти два танка, вот смотрите«. С первых двух выстрелов я поджег их. Они горели у нас на глазах. «Молодец! — закричал полковник. — Давай третьего!» И тогда я укокошил третий танк. Полковник пришел в восхищение. «Ты — герой! Откуда такая меткость?», «А я до войны учился на снайпера, получил значок «Ворошиловский стрелок». Полковник быстро записал мою фамилию, другие данные. Танки продолжали двигаться на нас. Готовлюсь подбить четвертый. Но над нами фашистские самолеты... Услышал разрыв бомбы, падающей на наш окоп. Дальше ничего не помню. Очнулся уже на левом берегу». Тяжело раненный на Шерпенском плацдарме Владимир Пелин награду за свой первый и последний бой так и не получил. Как звали того полковника и остался ли он жив — никогда не узнал.

Потом был потерян воздух и немцы разбомбили переправу. К концу мая за Чуйковым на западном берегу осталась лишь пядь земли шириной 8 км и глубиной 3 км. Летом наступление на Кишинев признали провалившимся, а сталинградским гвардейцам, кто уцелел, приказали смениться на плацдарме. 6-я армия рассчиталась с ними за Сталинград.

Взбешенный Чуйков приказал отправить в штрафбат по два офицера из каждого отступившего в бою подразделения. Так Иосиф Заруцкий вернулся на Шерпенский плацдарм — в 13-й офицерский штурмовой батальон 3-го Украинского фронта. И своей сутью, и аббревиатурой в документах, это подразделение от штрафного мало чем отличалось. Командиры, попавшие в такой батальон, на время службы лишались званий и назывались «красноармеец-майор» или «красноармеец-полковник».

Со стыда красноармеец-лейтенант Заруцкий решил застрелиться. Но, глядя из окопа на гниющий на нейтральной полосе труп советского солдата, передумал. Какой смысл стреляться, если все равно скоро убьют? Лучше попытаться перед смертью самому кого-нибудь убить. Тем более, что сменившая Чуйкова 5-я ударная армия Берзарина этому явно благоприятствовала: летом на плацдарм со всего фронта свозили штрафные роты, в том числе матросские, и было ясно, что тут планируется что-то страшное.

ВТОРОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА КИШИНЕВ

В конце лета на плацдарм переправился 10-й офицерский штурмовой батальон. Если в подразделении Заруцкого насчитывалось 300-400 офицеров, то в десятом батальоне их было больши тысячи. В него через фильтрационные лагеря НКВД свозились офицеры, освобожденные в Белоруссии и Польше из плена. Проверка не нашла в их прошлом ничего порочащего, но Родина все же сомневалась в этих людях и желала проверить их верность кровью.

Лейтенант Лазарь Белкин, сдавшийся еще летом 1941 года, не сумел убедительно ответить на вопрос «Как еврей смог так долго прожить в фашистском концлагере?». В повезло чекисты не верили и объяснением не считали. Подозрительно живучего еврея направили в 10-й офицерский штурмовой батальон, с которым он прошагал 400 км от Одессы, переправился на Шерпенский плацдарм и в течение нескольких недель обживался там в окопах.

Белкин, назначенный командиром пулеметного расчета, после войны вспоминал взаимоотношения с врагом: «С немцами переругивались. Можно было увидеть и такое — Валентин Буц вылезает на бруствер, садится возле пулемета, закуривает самокрутку, и разговаривает с немецким пулеметчиком! Говорю ему — «Буц, немедленно спустись в траншею! Тебя же сейчас немцы «снимут»! Он отвечает — «Все в порядке, командир, я тут с одним немцем познакомился» — и, сложив ладони рупором, кричит — «Карл! Карл!».

С немецкой стороны доносится — «Момент, нихт шпрехен! Фельдфебель комт!».

А бывало и так — Валентин стреляет из пулемета по противнику, оттуда отвечают огнем, но показалось ему, что эта пулеметная дуэль — пустая, только зря патроны тратят. Валентин кричит немцам — «Эй! Фриц! Какого черта стреляешь!?» Неожиданно оттуда отчетливо доноситься — «Я не Фриц, я Карл!» - «Давай не будем стрелять!» — «Гут!»— согласился Карл. Но война есть война. Я быстро Буца в сторону отодвинул, мол, ты здесь еще натуральное братание прямо на глазах у «особиста» устрой, и дал длинную очередь по немецким позициям.

Карл орет со своей стороны — «Нит гут! Мы же договорились!»

Ночью 18 августа 1944 года штрафникам на Шерпенском плацдарме привезли бочку водки и налили каждому по две чарки. На рассвете они без артподготовки по неснятым минным полям пошли в атаку на позиции 6-й немецкой армии. Командный состав, которому вину кровью смывать не требовалось, остался в траншеях, лишь командиры рот шли в бой вместе со своим «спецконтингентом».

«Пошли в атаку молча, без криков «Ура!». Сразу бойцы стали подрываться на минах, но наша лавина, невзирая на взрывы мин и потери, быстро проскочила эти смертельные восемьдесят метров. Немцы отдыхали в блиндажах и землянках, в траншеях находились только наблюдатели и дежурные пулеметчики. У нас, у многих, были штыки от АВТ, так немцев просто перекололи и перерезали в первой траншее, они не успели толком занять позиции. А потом захватили вторую и третью траншеи, и вырвались вперед», — вспоминает Белкин.

Здесь, в районе третьей немецкой траншеи, был тяжело ранен Заруцкий. Самого Белкина сильно контузило чуть позднее, когда по ним с воздуха ударили советские штурмовики Ил-2. Как потом выяснилось, по плану штрафники должны были продвинуться на 6 км, а прорвались на все 12. Но приказы авиаподдержке в штабе скорректировать забыли. Штрафники махали самолетам руками, но летчики мало что видели в дыме и пыли кипящего на земле боя.

Вечером им сообщили, что подкреплений не будет. Единственное, на что они могут рассчитывать — хорошая артиллеристская поддержка. Офицерские штурмовые батальоны и матросские штрафные роты начали медленно отступать перед огневым валом пошедшей на них 6-й армии. Они стояли насмерть в каждом закутке немецких траншей, постоянно корректируя по врагу артогонь.

Еще через сутки 6-я армия, неся большие потери под реактивными залпами «Катюш», бьющих через реку, почти прижала штрафников к переправе. Когда десятки уцелевших из нескольких тысяч, два дня назад пошедших в бой, уже приготовились расстаться с жизнью, немцы неожиданно развернулись и начали панически отступать.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Много еще неизвестного о той войне

Вопчем не по либералистически наши деды выиграли войну, нипаправильнаму...

Командный состав в батальоне (кому не полагалось смывать кровью) - это командиры взводов, рот, комбат , начальник штаба батальона, два его помошника. Все кроме комбата и штаба, судя по тексту, шли в бой вместе со всеми. А что же комбат?
А место комбата в наступлении - в командно-наблюдательном пункте, который перемещается за наступающими ротами на удалении, обеспечивающим ему непрерывное наблюдение за всем полем боя, а также связь с поддерживающми подразделениями и вышестоящим командиром. Фронт наступления стрелкового батальона РККА 400 - 1000 метров. ( 1942 года до 700 м.) Комбат по-любому должен быть позади. Но не настолько, чтобы не видеть поле боя.

Вот как Белкин описывал:

Г.К.- Офицеры из «постоянного состава батальона» пошли в бой вместе с вами?
Л.Б.- Командиры стрелковых рот пошли. По крайней мере, капитан Федин все время был в бою рядом, я лично видел, как он поднимал людей в атаку. Майор Русаков со штабом остался на месте, в тылу. Туда же, в штаб, перебрался мой ротный Грабченко, но это, наверное, по уставу - во время боя командир пулеметной роты находится с управлением батальона.
https://iremember.ru/memoirs/pulemetchiki/belkin-lazar-abramovich/

Это мнение бойца. И то, он сомневается, мол, это, наверное, по уставу...
А были Члены Военных Советов фронтов, начальники политуправлений, которые требовали , чтобы командиры дивизий шли в атаку в первых рядах с винтовками. Мол, хороший пример для бойцов.
Это промелькнуло в каком-то советском фильме-эпопее ("Освобождение"? не помню точно). А тогда у таких фильмов были серьезные консультанты - генералы-фронтовики.
Это уж точно вредительство, за которое надо было отрывать руки и гнать поганой метлой из армии.

Я тут в мемуарах (Грабовский, Ржевская мясорубка) прочитал, что в предвоенном уставе было записано, что командир должен идти в бой впереди подчиненных. Грабовский в 42-м в учебке этот устав наизусть зубрил, причем и он, и преподаватели знали, что он устарел и так уже не воюют. Но, говорит, страшно представить сколько народа погибло из-за этой зубрежки.

Я читал боевой устав пехоты РККА (БУП-38). Часть 2. рота, батальон. Ничего подобного не припоминаю. Сейчас попробовал найти в интернете. Есть много ссылок на скачивание, но написано, что файл не найден.

Может он имел ввиду боевой устав кавалерии? Или БУП-38 часть 1 (Боец, отделение, взвод)?

Он учился на командира минометного взвода.
То есть, БУП-38 часть 1.

Минометный взвод - 3 орудия с расчетами. Командир должен находится в боевых порядках своего взвода при наступлении. Минометный взвод наступает во втором эшелоне.

Челенджер, а помните, я вам рассказал про исследование Маршалла после Второй мировой войны о том, что только 2% солдат в бою реально стараются убивать врагов, еще 15% имитируют это, стреляя бог знает куда, а остальные вообще занимаются тем что приносят патроны, уносят раненных, передают сведения, то есть даже не делают вид, что убивают. И что современные исследования это объясняют тем, что человеку, как и большинству млекопитающих, не свойственно убивать себе подобных. До боя человеку можно напарить мозг "за царя и Отечество", но в бою эта абстракция отлетает, остаются первобытные инстинкты (не убивать своих, убегать от опасности) и мирному примату надо психологически себя изнасиловать, чтобы выстрелить во врага. А вы ответили, что все это чушь и на ваших глазах взвод срочников вел сосредоточенный огонь по врагам и, судя потом по трупам, в них на поражение стрелял каждый.

Я нашел тот фильм, в котором изучалось то исследование. Посмотрите как-нибудь на досуге, пожалуйста, любопытно мнение воевавшего человека (спойлер: ваш опыт исследованию Маршалла ничуть не противоречит):



Вопросы:
1. Вы убивали?
2. Не кажется ли вам, что киллер намного адекватнее солдата, ведь и тот, и другой ломают свою суть через колено, но киллер делает это по более разумной причине, потому что деньги намного реальней, чем Родина?

Главный инстинкт это инстинкт сохранения жизни. В бою это выражается: убей врага раньше, чем он убьет тебя

Чукча, ты давно в последний раз дрался? Инстинкт сохранения жизни в драке говорит: упади на землю, зажмись в позе эмбриона и надейся, что не убьют. И только если есть опыт подобных ситуаций, разум вопреки инстинкту требует бить в ответ, иначе забьют до смерти.

А в бою инстинкт, полагаю, требует бежать куда глаза глядят, а отвечать агрессией на угрозу.

На уровне инстинктов ты либо охотник, либо жертва. Если тебе что-то угрожает, значит в этой ситуации ты потенциальная жертва, и тогда инстинкты диктуют убегать и прятаться.

Годы цивилизации в сравнении с временем существования человека - мизер. Можно сказать, что то, что принесли они - тончайший слой на более древних и могучих инстинктах и все это слетает в критической ситуации мгновенно. Так что более глубинный инстинкт человека - убивать. Это объективно как и то, что природа волка - убивать других животных, чтобы употребить их в пищу. Можно их осуждать за это, но природу это не изменит.
Самое ссыкотное время - это самое начало боя , пока стороны, хоть и стреляют, но еще не вступили в непосредственное соприкосновение. В этот момент, как правило, страх пропадает у абсолютного большинства и начинается механичекая работа.

Нормальный офицер никогда не скажет "я убивал". Убивает убийца. Офицер скажет " огневая точка противника подавлена, противник в составе ... уничтожен".

Значит нормальные офицеры жеманятся как девочки, которые не срут, а сидят на радуге.

А солдат кто? "Родину защищать" это красивая абстракция, в которую любой смысл вложить можно. Те ребята, которые в Африке журналистов расстреляли, то же наверняка родину защищали - в Африке, убивая своих - им тамошний замполит полюбому так задание объяснил. А если шелуху отбросить, то солдаты и офицеры это легализованные, обученные и за государственный счет вооруженные убийцы. И это я без тени осуждения говорю, просто обозначаю их функцию.

Если еще немного абстрагироваться, то выяснится, что абсолютно все слова - синонимы.
Смотрели фильм "Небесный суд"? На том свете новопредставившемуся все время объясняли с нажимом : " мы не употребляем такое слово". Да, возможно это своеобразная защита психики.
Можно и по-другому посмотреть:

Пусть вороны гибель вещали,
И кони топтали жнивьё,
Мужскими считались вещами
Кольчуга, седло и копьё.
Во время военной кручины,
В полях, в ковылях, на снегу
Мужчины, мужчины, мужчины
Пути преграждали врагу.