НАША ПОБЕДА

Великая Отечественная война закончилась 75 лет назад. Эта война изменила ход мировой истории, судьбы людей и карту мира. Наш народ противостоял мощному натиску высокоорганизованного и хорошо вооружённого противника — нацистской Германии и её союзников. Мы выстояли и победили.

Мы, потомки победителей, свято верим и в сердце храним подвиг наших предков.

Флекс.
2021-02-12
Форум Настеж

Нижайшая просьба, ветка - Мемориал и дань уважения. Для дискуссий масса спец/веток. Спасибо.

Табличка (для особо упоротых): Нацистам вход запрещён.

Валентина Камышникова (Гальченко) - медик



– Меня зовут Камышникова Валентина Трофимовна. Я родилась в селе Низы Полтавской области в 1925 году. Помню, по возрасту меня не хотели брать в армию, поэтому пришлось прибавить себе один год и указать, что я 1924 года рождения. Папа был партизаном в годы Гражданской войны. Мама – батрачка. У нас в семье были три дочки и один сын. Брат 1920 года рождения до войны служил в Карело-Финской СССР, проходил службу недалеко от станции Надвоицы. Там его и застала Великая Отечественная война.

Я окончила семилетнюю школу. Тогда было очень сложно поступить в медтехникум. А у меня невестка была акушеркой, и поэтому я смогла пройти по блату.

Когда объявили о начале боевых действий с Германией, я уже училась в медтехникуме. А директор моей школы был кадровым командиром. Он меня тогда встретил и сказал: «Валюша, тебе надо уходить – ты комсомолка. Если придут фашисты, они тебя просто убьют».

22 июня я приехала в военкомат. Но меня не взяли из-за возраста. Я честно им призналась, сколько мне лет. Мне предложили только работать курьером. И вот я жила в общежитии, а днем разносила повестки в Кременчуге. А потом оказалось, что мы с женщиной в военкомате однофамильцы. Она мне и сказала, что не хватает только одного года мне. Повезло, что председатель сельсовета был моим крестным. Вот он и подделал справку. Потом эта женщина заставила меня написать заявление о том, что я доброволец.

Я сразу попала в 300-ю дивизию, 1049-й стрелковый полк. Мое боевое крещение состоялось на Украине за Белой Церковью в июле 1941 года, когда там высадился десант. Нас было человек триста. Потерь несли очень много, но нам повезло, что достался толковый, грамотный и культурный командир, благодаря которому мы отбились. А потом мы оказались в кольце окружения. Наш командир вел нас из окружения пешком до Кременчуга.

– А какая у Вас должность была?

– Я санинструктором стрелковой роты была. Но даже ходила в тыл за языком.

https://iremember.ru/memoirs/mediki/kamyshnikova-galchenko-valentina-trofimovna/

Отоночо!

Вот, пожалуйста. Супер! И большое спасибо, лоэл либерал.

Вапчет, у меня другое предложение.
Да будет свет! — сказал электрик и перерезал провода.

Константин Симонов
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

Александр Твардовский

Я убит подо Ржевом

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,—

Точно в пропасть с обрыва —

И ни дна ни покрышки.

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей.

Я — где корни слепые

Ищут корма во тьме;

Я — где с облачком пыли

Ходит рожь на холме;

Я — где крик петушиный

На заре по росе;

Я — где ваши машины

Воздух рвут на шоссе;

Где травинку к травинке

Речка травы прядет, —

Там, куда на поминки

Даже мать не придет.

Летом горького года

Я убит. Для меня —

Ни известий, ни сводок

После этого дня.

Подсчитайте, живые,

Сколько сроку назад

Был на фронте впервые

Назван вдруг Сталинград.

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю,

Наш ли Ржев наконец?

Удержались ли наши

Там, на Среднем Дону?..

Этот месяц был страшен,

Было все на кону.

Неужели до осени

Был за ним уже Дон

И хотя бы колесами

К Волге вырвался он?

Нет, неправда. Задачи

Той не выиграл враг!

Нет же, нет! А иначе

Даже мертвому — как?

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за родину пали,

Но она — спасена.

Наши очи померкли,

Пламень сердца погас,

На земле на поверке

Выкликают не нас.

Мы — что кочка, что камень,

Даже глуше, темней.

Наша вечная память —

Кто завидует ей?

Нашим прахом по праву

Овладел чернозем.

Наша вечная слава —

Невеселый резон.

Нам свои боевые

Не носить ордена.

Вам — все это, живые.

Нам — отрада одна:

Что недаром боролись

Мы за родину-мать.

Пусть не слышен наш голос, —

Вы должны его знать.

Вы должны были, братья,

Устоять, как стена,

Ибо мертвых проклятье —

Эта кара страшна.

Это грозное право

Нам навеки дано, —

И за нами оно —

Это горькое право.

Летом, в сорок втором,

Я зарыт без могилы.

Всем, что было потом,

Смерть меня обделила.

Всем, что, может, давно

Вам привычно и ясно,

Но да будет оно

С нашей верой согласно.

Братья, может быть, вы

И не Дон потеряли,

И в тылу у Москвы

За нее умирали.

И в заволжской дали

Спешно рыли окопы,

И с боями дошли

До предела Европы.

Нам достаточно знать,

Что была, несомненно,

Та последняя пядь

На дороге военной.

Та последняя пядь,

Что уж если оставить,

То шагнувшую вспять

Ногу некуда ставить.

Та черта глубины,

За которой вставало

Из-за вашей спины

Пламя кузниц Урала.

И врага обратили

Вы на запад, назад.

Может быть, побратимы,

И Смоленск уже взят?

И врага вы громите

На ином рубеже,

Может быть, вы к границе

Подступили уже!

Может быть… Да исполнится

Слово клятвы святой! —

Ведь Берлин, если помните,

Назван был под Москвой.

Братья, ныне поправшие

Крепость вражьей земли,

Если б мертвые, павшие

Хоть бы плакать могли!

Если б залпы победные

Нас, немых и глухих,

Нас, что вечности преданы,

Воскрешали на миг, —

О, товарищи верные,

Лишь тогда б на воине

Ваше счастье безмерное

Вы постигли вполне.

В нем, том счастье, бесспорная

Наша кровная часть,

Наша, смертью оборванная,

Вера, ненависть, страсть.

Наше все! Не слукавили

Мы в суровой борьбе,

Все отдав, не оставили

Ничего при себе.

Все на вас перечислено

Навсегда, не на срок.

И живым не в упрек

Этот голос ваш мыслимый.

Братья, в этой войне

Мы различья не знали:

Те, что живы, что пали, —

Были мы наравне.

И никто перед нами

Из живых не в долгу,

Кто из рук наших знамя

Подхватил на бегу,

Чтоб за дело святое,

За Советскую власть

Так же, может быть, точно

Шагом дальше упасть.

Я убит подо Ржевом,

Тот еще под Москвой.

Где-то, воины, где вы,

Кто остался живой?

В городах миллионных,

В селах, дома в семье?

В боевых гарнизонах

На не нашей земле?

Ах, своя ли. чужая,

Вся в цветах иль в снегу…

Я вам жизнь завещаю, —

Что я больше могу?

Завещаю в той жизни

Вам счастливыми быть

И родимой отчизне

С честью дальше служить.

Горевать — горделиво,

Не клонясь головой,

Ликовать — не хвастливо

В час победы самой.

И беречь ее свято,

Братья, счастье свое —

В память воина-брата,

Что погиб за нее.

1946 г.

Мощно изложено

Спасибо, значит ни одного. Выходит, что нацисты и им сочувствующие не занимались антиамериканской деятельностью или их в США не было... Хотя, постойте! А как же Генри Форд? Выходит не занимались. Лояльны были к Америке нацисты и Америка тоже была к ним лояльна.

А ведь мы его таки взяли!!!

Выходит, что ты к деду своему отношения не имеешь, его подвигами не гордишься, и себя его преемником не считаешь. Посторонний ты ему человек.
А я вот своими дедами, и горжусь и надеюсь что на их месте поступил бы так же.

Ты не поверишь - миллионов наверное с полтораста в Берлине и не были никогда иные и на картинке его не видели, а всей страной считали, что его взяли "мы"!))) Прикинь!!

Я сказал, что не примазываюсь (в отличии от тебя), а дедом своим горжусь. Правда, давно его нет на этом свете, потому как сильно сократили его жизнь ранения и болезни заработанные на войне, тяжелый деревенский послевоенный труд. А вот некоторые, что на складах отирались всю жизнь, дожили почти до 100, и числятся главными ветеранами.

Но ты лично уж никак к ним не относишься

Гордился так не старался бы изо всех сил обосрать плоды его подвига.

Вот и тебе и здравствуйте - и почему это я к ним не отношусь? Меня, из заграницы привезли?

Двадцать второго июня неизвестные осквернили эсесовское кладбище в канацком оквиле. Тихо жила хахламразь и решила возмутиться осквернением их кладбища. Полиция возбудилась а потом СТАЛО БИТЬСЯ И КАЯТЬСЯ, мол не знали, что это эсесовцы.
https://www.cbc.ca/news/canada/toronto/monument-vandalism-nazi-1.5654169